Время между нами (ЛП) - Страница 10

— Куда поедем? — спрашивает она. — Хочешь выпить кофе?

— Не могу. Сегодня вторник.

— А ну да, семейный ужин.

Она припарковалась на полупустой стоянке. Несколько минут мы сидим молча, и мне кажется, что вот-вот она, как обычно, врубит стерео, но вместо этого она поворачивается ко мне.

— Так как? Ты все еще думаешь, что наш новенький и есть тот парень с трека?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. — Я собираюсь рассказать Эмме про карандаш, но потом решаю этого не делать. Учитывая, что она обо всем этом думает, ей такое поведение скорее покажется странным, чем милым. А может это и правильно, и мне тоже стоит думать точно так же. Машинально поднимаю руку к затылку, совсем позабыв, что сейчас на голове у меня бейсболка, а карандаш бережно покоится в рюкзаке.

— Хочешь знать, что я думаю об этом? — спрашивает Эмма.

— А у меня есть выбор?

— Нет. Держись от него подальше. Не знаю, в чем тут дело, но есть в нем что-то… подозрительное, что ли.

— Да ладно тебе. Давай уже закроем эту тему. Кажется, он ясно дал нам понять, что никогда не бывал на территории Университета. Должно быть, я все же ошиблась.

И почему я опять его защищаю, ведь точно знаю, что права, но думаю, мои слова прозвучали вполне убедительно.

— А как же его реакция на твое имя?

М-да. Это и правда было странно. Но в ответ я лишь пожимаю плечами.

— Да ты послушай себя! Он тебе нравится. — Она говорит, растягивая слова, отчего ее акцент усиливается.

— Но ведь я его даже не знаю.

— Для этого знать человека не нужно.

— Конечно же, нужно. — Я свирепо смотрю на нее. — Мне просто… стало любопытно, вот и все.

Но если быть честной, то Эмма все-таки в чем-то права. Мне хватило пары коротких взглядов и одного карандаша, и вот он уже прочно засел у меня в голове.

Машина останавливается перед моим домом, мне нужно лишь будет преодолеть расстояние в два фута между заснеженным тротуаром и входной дверью. Вдруг Эмма поворачивается ко мне.

— Между прочим, мне очень не хватало тебя сегодня утром.

— Мне тебя тоже. — Я тянусь к ней и обнимаю. Выхожу из машины, закрыв за собой дверь, машина трогается, из-под колес разлетаются хлопья грязного снега.

◄►◄►◄►

— Хватай нож! — Раздается из кухни мамин голос, с трудом прорывающийся сквозь тенор Паваротти. Я бреду на соблазнительный запах печеного перца и лука, мама полностью поглощена работой на кухне.

— Привет, милая! — мама, улыбаясь, поднимает на меня глаза, но тут же возвращается к своему соусу. Поверх униформы на ней надет фартук, а ее черные кудри – вот от кого они мне достались – собраны заколкой на макушке, хотя несколько прядей все же выбились и теперь обрамляют ее лицо. Она режет спелые помидоры и воодушевленно подпевает итальянским певцам.

— Не начнешь нарезать моцареллу? — И она указывает ножом на скользкий белый шар, лежащий на барной стойке. — Как дела в школе?

Я обхожу вокруг мамы, наблюдая, как она нарезает последние помидоры и отправляет их в кастрюлю, слегка помешивает соус, а затем усаживается на стул, лицом ко мне. Я прекращаю нарезать и поднимаю на нее глаза. Она ждет, когда я начну рассказывать ей обо всем, потому что сегодня вторник – день, когда мы вместе готовим на кухне, и я рассказываю ей о том, что происходит в школе – кто с кем встречается, кто с кем подрался, что происходит на беговой дорожке. А потом я расспрашиваю ее, как дела в больнице. И хотя, на мой взгляд, там очень тихо, и вообще находиться там весь день необычайно скучно, но она рассказывает о больнице так, словно работает на станции скорой помощи – рассказывает драматические истории о людях, которые сумели выжить, когда казалось надежды уже не было, рассказывает о врачах, которые флиртуют с медсестрами, и о пациентах, которые флиртуют с врачами. Я очень рада, что ей так нравится ее работа, особенно после того, как я узнала, что она вернулась туда, только чтобы родители смогли оплатить мое обучение в Академии Уэстлейк. Мои родители были просто одержимы идеей отправить меня учиться именно в эту школу, но чтобы заплатить за это обучение им потребовалось две зарплаты. И этот самый ужин по вторникам – все, о чем они попросили меня взамен.

— Ну и? — Ее глаза расширяются, и вся она выглядит так, словно вот-вот лопнет от любопытства. — Начинай же! Расскажи мне, как прошла эта неделя. Было что-нибудь интересненькое?

В ответ я слышу свой голос:

— Все было, как обычно, хорошо. — Я снова смотрю на разделочную доску, нож впивается в моцареллу, и я наблюдаю, как на дереве скапливаются кусочки сыра.

— А что у тебя? Как прошел день? — Я спрашиваю это очень писклявым и каким-то неестественным голосом.

Стараюсь не смотреть на нее, но краем глаза замечаю, что она беспокойно ерзает на стуле, будто не знает, куда себя деть, проходит пара секунд прежде, чем она начинает говорить.

— Ну перестань! — говорит она наконец. — Не может быть, чтобы моя очередь наступила вот так быстро.

Она встает, чтобы проверить соус, и снова подпевает под музыку. Перемешав его, возвращается на свое место за столом.

— Ну же! — повторяет она с лучезарной улыбкой, в ее голосе слышится мольба. — Должно же было быть хоть что-нибудь интересное.

Мне так хочется рассказать ей правду. О том, как один парень исчез прямо у меня на глазах. О том, что я чуть не получила замечание за первое в моей жизни опоздание. О том, как я шла домой из школы пешком, потому что я и моя лучшая подруга не разговаривали друг с другом. О том, что сейчас в моей сумке лежит карандаш, который вовсе не должен быть важен для меня. Я очень хочу рассказать ей, что ничто на этой неделе не прошло «как обычно», и уже одно это безумно интересно. А больше всего мне хотелось рассказать ей о парне, который оказался в центре всех этих событий, чтобы она могла спросить меня, симпатичный ли он, а я бы в ответ покраснела и просто кивнула. Но вместо этого я продолжаю смотреть на разделочную доску и говорю: