Стул Беннетта пустует. Когда он довез меня до дома прошлым вечером, я вышла, хлопнув дверью, даже не попрощавшись, и пошла к дому, не оглядываясь. Спрятавшись, чтобы меня не было видно, я около минуты стояла возле кухонного окна, этого времени оказалось достаточно, чтобы увидеть, как Беннетт сидит, положив голову на руль, потом ударяет по нему и выезжает на дорогу.
Сегодня Арготта много рассказывает, и не заставляет нас беседовать друг с другом. Когда звенит звонок после урока, я чуть задерживаюсь и жду, когда класс опустеет. Потом встаю, подхожу к столу учителя и жду, когда он посмотрит на меня.
— Понравится ли мне ваш план, сеньорита Грин? — спрашивает он, похлопывая по пачке сданных работ с планами путешествий.
— Вам очень понравится мой план, сеньор, только вот он еще не готов.
Жду, что он посмотрит на меня так, словно я его подвела, но вместо этого он понимающе улыбается, встает и обходит вокруг своего стола. Рассказываю ему о несчастном случае с Эммой, произошедшем в субботу (он об этом слышал), напоминаю об ограблении в прошлый понедельник (он сожалеет), и для усиления эффекта говорю ему, что не ищу для себя оправдания, но все-таки это была странная неделя (он соглашается).
— Я бы хотел объявить победителя как можно скорее. Как вы думаете, смогу я сделать это в четверг? — спрашивает он. Я киваю в ответ. — Но если вам понадобится больше времени, просто дайте мне знать. Мы сможем объявить победителя и на следующей неделе.
— Gracias, — говорю я. Выхожу из класса, закидываю книги в шкафчик и иду в столовую. Но вижу наш пустующий столик и решаю, что не голодна.
◄►◄►◄►
Мама высаживает меня около больницы. Тащу свой рюкзак в палату Эммы, усаживаюсь в кресло и начинаю работать над планом. Через тридцать минут приходит медсестра, чтобы проверить состояние Эммы. Сочувственно улыбается мне и выходит из палаты.
Поглядываю на кровать. Эмма кажется такой далекой и потерянной, так что беру свой экземпляр книги «Одинокая планета: Юкатан» усаживаюсь рядом с ней на кровать и начинаю читать о «сахарных пляжах», о «бурной ночной жизни» и о «свинине, тушеной в банановых листьях». Потом дохожу до статьи про шоппинг. О, как раз то, что понравилось бы Эмме!
Начинаю с ней разговаривать, сначала шепотом.
— Это место просто потрясающее, Эм. Послушай: «Покупатели смогут оценить изделия ручной работы, которые можно найти на этом полуострове… изумительные серебряные орнаменты, филигранные работы, выполненные в технике, привезенной сюда еще испанцами, великолепные модели галеонов, вырезанные из красного дерева, и панамы, которые сплетены так плотно, что могут даже удерживать воду». Ну разве это не восхитительно?
Смотрю на спокойные черты Эммы и жду какой-нибудь реакции. Начинаю говорить громче:
— Знаешь, а ведь ты будешь замечательно выглядеть в такой шляпе. Если выиграю конкурс путешествий Арготты, то поеду в Мексику и привезу тебе одну такую.
Снова возвращаюсь к путеводителю:
— О, а как тебе это? Они еще делают самые лучшие гамаки в мире. — Смотрю на нее. — Может лучше привезти тебе гамак? Что думаешь? Хочешь шляпу или гамак?
Жду реакции. Хоть какой-нибудь. Но ни одного движения.
— Ладно, привезу и то, и другое.
Возвращаюсь к чтению, просматриваю страницы путеводителя, одну за другой, в поисках раздела, который был бы ей интересен, уже собираюсь начать читать ей про «знаменитую кухню», как замечаю, что на страницу падает капля. Потом еще одна. И еще. Подношу руки к лицу и обнаруживаю, что щеки у меня влажные, а слезы текут ручьем, причем так быстро, что я не в состоянии их остановить. Мои слезы везде – на страницах, на простыне, на руках Эммы. Оглядываю ее лицо, все эти трубки, и в моем животе снова начинает образовываться комок.
— Прости меня, Эмма, — шепчу я и кладу голову ей на правую руку, единственную часть тела, которая, как мне известно, оказалась почти без повреждений. Наконец-то я позволила себе расплакаться из-за того, что она не должна быть здесь. Она сделала одну маленькую ошибку. Одно неверное движение, которое изменило все. Разве бы я сидела здесь сейчас, если бы всего одна деталь того дня оказалась иной? Что если бы Эмма и Джастин решили пойти в другое место, например, в кино или торговый центр? Что если бы они вышли на десять минут раньше? Или позже? Или если бы Эмма достала этот диск еще до того, как они выехали на шоссе? Что если бы она остановилась у сигнала «стоп», прежде чем выехать на перекресток? Или если бы водитель той, другой машины, забыл бы что-нибудь, вернулся домой и выехал на три минуты позже? Или если бы я не настаивала, чтобы она хранила все свои диски непременно в этом чертовом футляре? Что если, если, если…? Вот если бы изменилась маленькая деталь – всего одна малюсенькая деталь – тогда мы с Эммой провели бы вчерашний день в кофейне, попивая латте и сравнивая наши свидания.
Ему нужно изменить лишь одну маленькую деталь. Он единственный, кто может все исправить, но он слишком боится сделать это.
Целую Эмму в щеку.
— Мне нужно идти, Эм, — шепчу я ей на ухо, — но я вернусь. Я собираюсь все исправить, и тогда ты ничего этого уже не вспомнишь.
Мама паркуется возле дома Беннетта, дом явно произвел на нее впечатление.
— Ух ты! Какой дом! — говорит она.
— Это дом его бабушки, — отвечаю я, хотя уверена, что дом, который купил его отец за деньги, заработанные на рынке ценных бумаг, впечатляет не меньше.
— Я приеду домой попозже, ладно? Спасибо, что подбросила. И передай папе «спасибо» за то, что согласился поработать за меня сегодня.