Спустя несколько минут мама подходит ко мне и садится рядом.
— Дорогая. — Она начинает поглаживать меня по спине. Какой знакомый, любимый жест. С тех пор, как мама использовала его для того, чтобы я заснула, прошло уже много лет.
— С Джастином все будет в порядке. Та машина врезалась в них со стороны водителя, поэтому Эмма пострадала сильнее. Рейли все пытались выяснить, с кем был Джастин, но никто так и не смог им ничего сказать, видимо, родители Эммы так и не выходили из палаты интенсивной терапии.
— Если бы мы сейчас были Северо-западном мемориальном госпитале, я бы уже владела всей информацией, но здесь… — Слышу, как чуть надламывается ее голос – она не любит, когда у нее в больнице нет своих людей.
— Оставайся здесь, я поднимусь наверх и попытаюсь что-нибудь узнать.
С тех пор, как мы выехали из дома, я не смогла произнести ни слова, но сейчас нахожу в себе силы, чтобы заговорить:
— Я пойду с тобой.
◄►◄►◄►
Эмма кажется такой маленькой и хрупкой на фоне белых стен. Ее глаза закрыты, а кожа под ними, вся, вплоть до ее знаменитых четко очерченных скул, опухла и в синяках. Левая сторона лица в красных пятнах, как объяснили мне ее родители, когда готовили к встрече с ней, врачам пришлось вытащить из нее кучу стекла. И всю эту безрадостную картину дополняет пластиковая трубка, торчащая у нее из носа, почему-то мне кажется, что именно она разозлила бы Эмму больше всего.
Но все эти раны снаружи незначительны, их можно легко исправить. Самые серьезные повреждения оказались внутри. В результате удара была повреждена селезенка, и ее пришлось удалить, кроме того бригаде хирургов понадобилось почти два часа, чтобы найти источник внутреннего кровотечения. Помимо всего прочего у Эммы небольшой перелом черепа, по словам врачей, он зарастет сам собой, но все равно нужно делать томографию, чтобы определить, не был ли поврежден головной мозг. Ну а когда все эти внутренние раны заживут, Эмме нужно будет заняться восстановлением левого плеча. Еще у нее сломаны три ребра, которые, к счастью, не проткнули легкое. Эту часть врачи назвали «хорошими новостями».
Та, вторая машина, въехала в них на скорости 50 миль в час, как раз в тот момент, когда они с Джастином выехали на перекресток. «Боковое столкновение» назвала его миссис Аткинс, и сказала, что вероятнее всего Эмма эту машину даже не заметила. Уверена, что так оно и было.
Сижу на кровати рядом с Эммой и качаю ее мягкую руку с великолепным маникюром в своей, все еще покрытой грязью и меловой пылью. Эта авария произошла в два часа дня. В то время, как я сидела в объятиях Беннетта, смеясь, сюсюкаясь и целуясь с ним, мою лучшую подругу, изрезанную металлом и стеклом, везли в реанимацию, где собирали практически по кусочкам. Я узнала об аварии только через шесть часов, еще час мне понадобился, чтобы добраться до госпиталя, и час, чтобы попасть в палату. Всего восемь часов.
Стучание и писк всех этих аппаратов наполняют маленькую комнату. Очень хочется выключить их и подарить Эмме тишину, которой ей не хватает, но когда вспоминаю, что она жива только благодаря им, перестаю раздражаться и пытаюсь услышать в этих звуках музыку. Бам-бип. Бам-бип-бип. Бип-бииип.
Так и сидим: Эмма молчит, потому что не может говорить, а я молчу потому, что не знаю, что сказать. Но нужно с ней поговорить. Нужно дать ей знать, что я здесь. Но каждый раз, открыв рот, тут же замолкаю – не знаю, что сказать.
Слышу, как открывается дверь. В дверях стоит Джастин, он одет в больничный халат, весь в синяках, перевязан, двигать головой он не может, на шее закреплен голубой пластиковый фиксатор. Волосы спутаны и запачканы чем-то очень похожим на кровь. На запястье шина.
— Джастин. — Я кладу руку Эммы на простынь и подбегаю к нему. Но останавливаюсь рядом, просто боюсь прикоснуться к нему, боюсь сделать больно, поэтому очень ему благодарна, когда он обнимает меня первым. Царапины на его лице и теле вполне могут быть поверхностными, но из-за них он выглядит словно фарфоровая кукла, которую уронили на пол и разбили, а теперь склеили, и клей еще не высох.
— Ты в порядке? — хватаю его за руку, которая кажется мне не поврежденной, но Джастин тут же судорожно втягивает воздух, отшатываюсь, словно меня обожгло. — Извини.
— Ничего. Все нормально, — говорит он и слегка приобнимает меня. — Как она?
В ответ только качаю головой.
Тихо наблюдаю, как меняется его лицо, до него явно начинает доходить все, что с ними произошло, он, не мигая смотрит на Эмму. Уверена, что мы с ним думаем об одном и том же: с ним все в порядке, а с ней нет. Джастин подходит к кровати, где только что сидела я, и садится на мое место. Берет ее руку и начинает гладить большим пальцем тыльную сторону ладони.
— Знаешь, вообще-то ты должна быть сейчас дома и писать обо мне в своем дневнике, — говорит он. Вижу, как он улыбается ей, внимательно наблюдаю за ее лицом и жду, что она возьмет и тоже ему улыбнется, но нет. Она сейчас далеко отсюда. И это не мешает Джастину говорить с ней.
— Я записал кучу отличных новых шуток. И читал газету сегодня утром, так что мы может обсудить последние новости. Знаешь, что я скажу тебе – пора бы тебе очнуться. Посмотри! — И он опускает глаза на грудь. — Я порвал свой лучший свитер.
Он продолжает улыбаться ей. Он говорит с ней так, как должна была делать и я, но я не смогла.
— Она искала диск. — Джастин все еще смотрит на Эмму, но я понимаю, что эти слова адресованы мне, поэтому сажусь по другую сторону кровати и беру ее за руку. Вижу, как искривляется лицо Джастина.
— Мы разговаривали об одной британской группе в стиле инди-поп, которая нравится нам обоим, и она попросила меня найти футляр для дисков, который оказался на полу.