— Ни тем, ни другим. — Я отодвигаю стул и бегу к двери, оставляя рюкзак на полу, а учебники на столе. Оставляю Алекса и его глупую карточку для диалога. Оставляю сеньора Арготту, окликающего меня сначала настойчиво, а потом расстроено. Я не останавливаюсь. Не оборачиваюсь. Я бегу по Пончику, мимо шкафчиков, и в буквальном смысле наталкиваюсь на Даниэль.
Она отлетает к шкафчикам и ее деревянный пропуск в туалет падает на пол.
— Что за…!
Вытираю глаза и помогаю ей встать.
— Даниэль, прости, пожалуйста.
Она начинает что-то говорить, но, заметив, что я плачу, спрашивает:
— Анна, с тобой все в порядке?
— Мне нужно уйти, — отвечаю я.
— Анна! — зовет она меня, но я уже ухожу, убегаю через двойные двери, в единственное место, в котором я чувствую себя лучше.
◄►◄►◄►
Он здесь.
Конечно, не так, как мне бы этого хотелось. Но только здесь я могу его увидеть – в детских фотографиях, стоящих на каминной полке, в глазах его бабушки, которая сейчас делает мне чай и не задает вопросов, почему в 11:20 утра в будний день я сижу у нее на кухне, а не на уроках в школе.
Мы с Мэгги делаем по глотку из чашек. Стараемся придумать, что сказать, но, видимо, ни ей, ни мне на ум ничего не приходит. У нее накопилась масса вопросов, у меня есть масса ответов, но она не задает мне ни одного, потому что знает – я не смогу ответить. Так мы и сидим, в полном молчании, изредка прерываемом стуком чашек о блюдца.
Наконец, Мэгги решается нарушить молчание.
— На прошлой неделе я начала убираться в его комнате. Подумываю убрать его вещи на чердак до тех пор, пока… — Она замолкает, я в ответ слегка ей улыбаюсь – мне нравится ее мысль, что он вернется.
— Ты… — начинает она, и внимательно изучает выражение моего лица, словно пытаясь понять, стоит ли ей продолжать. — …не хочешь взять что-то из его вещей? Пока он не вернется?
Я киваю. И так как сказать нам больше нечего, мы поднимаемся и вместе с кружками идем наверх, а потом вдоль по коридору, мимо детских фотографий матери Беннетта, фотографий молодой Мэгги, в его комнату, уставленную мебелью из красного дерева.
— Пойду, сделаю тебе еще чая, — произносит Мэгги, забирает мою, еще почти полную чашку и выходит, закрыв за собой дверь и оставив меня одну в комнате.
Под окном возле стены стоят составленные одна на другую коробки, а в остальном комната совсем не изменилась. Я открываю дверцы шкафа и заглядываю внутрь. Вот его форма, а рядом с ней еще куча одежды, которую я на нем никогда не видела. Тут же на крючке висит его шерстяное пальто, и хотя снаружи уже около 30 градусов, я надеваю его, натягиваю воротник и вдыхаю его запах.
Закрываю шкаф и подхожу к столу. На нем ничего нет – ни ручки, ни фотографии. Сажусь на деревянный стул и открываю верхний ящик. Вот где все лежит! Вытаскиваю вещи одну за другой и раскладываю на столе. Его студенческий билет. Одну из моих красных кнопок. Не подписанную открытку с Ко Тао. Подписанную с Вернаццы. Сточенный желтый карандаш. Карабин. Ключ.
Отодвигаю все и беру ключ, подхожу к шкафу. Делаю все очень быстро – по очереди вытаскиваю фотоальбомы и старые дневники и аккуратно складываю их в углу, пока не нахожу маленькую замочную скважину в дальнем углу. Поворачиваю ключ и открываю маленькую дверцу. Внутри лежат пачки перетянутых резинкой долларов, сотни и двадцатки.
На вершине одной из пачек лежит его записная книжка, вспоминаю, что именно в ней он записывал все расчеты, когда мы обсуждали план по спасению жизни Эммы. Вытаскиваю ее и листаю. Каждая страница этой книжки покрыта временными линиями и математическими уравнениями, таблицами с историческими событиями и наименованиями компаний, рядом с которыми стоят значки доллара. Наконец я натыкаюсь на страницу, которую он как-то показывал мне – расчет времени, в какое время мы должны оказаться на подъездной дорожке у моего дома, чтобы предотвратить поездку Эммы в Чикаго.
Снова возвращаюсь к первым страницам книжки и наталкиваюсь на нечто знакомое. Мои слова, но написанные его почерком:
Уже скоро мы с тобой встретимся. А потом расстанемся навсегда. Но думаю, что смогу все исправить – просто мне нужно принять другое решение. Скажи мне, чтобы я прожила жизнь для себя, а не для тебя. Скажи мне, чтобы я не ждала, когда ты вернешься – это, я думаю, изменит все.
Некоторые слова обведены по нескольку раз – «навсегда», «расстанемся», «исправить», «изменит все» - добавлены его комментарии, восклицательные вопросительные знаки, словно он ни один час изучал все это, чтобы понять смысл. Но так и не понял. Даже после нескольких месяцев. А теперь было уже поздно – мы все-таки расстались навсегда. Почему же он сразу мне все не рассказал? Он должен был мне рассказать.
Выглядываю за дверь, проверяю, не идет ли Мэгги. Кладу красную записную книжку обратно поверх пачек банкнот, запираю дверцу и складываю альбомы и дневники на прежнее место. Когда все выглядит точно так же, как было до моего вторжения, я возвращаюсь к столу Беннетта.
Открываю ящик и складываю туда ключ, а потом возвращаюсь к остальным вещам. Поднимаю каждую и верчу в руках, начиная с открытки с Ко Тао. Хорошо помню тот день, когда он подарил мне такую же на лужайке возле школы. Не могу поверить, что он специально возвращался туда только за этим.
— Я и себе одну взял… Чтобы запомнить тот день, — сказал он тогда.
— Вот, — шепчет вдруг Мэгги, я подпрыгиваю и поворачиваю голову. Чайные чашки у нее в руках сменились небольшим пластиковым пакетом, который она протягивает мне.
— Спасибо.
Она оглядывает вещи на столе Беннетта и кладет руку мне на плечо.