Время между нами (ЛП) - Страница 65

— Но ведь и ты не дала Эмме права выбора. И Джастину, — отвечает Беннетт. — Если ты помнишь, мы изменили их жизни и не спрашивали у них на то разрешения.

— Это не одно и то же.

— Нет, то же самое, — объясняет он. — Мы совершенно не представляем, что происходило с ними с момента, как они проснулись в тот день, и до того, как они попали в аварию. А что если кто-то из них сделал или сказал что-то важное, а мы просто взяли и вычеркнули это что-то из их жизни. Мы изменили ее. Мы поступили так, потому что думали, что поступаем правильно, хотели защитить их от боли. И в ситуации с тобой моя причина была такой же.

— Но мне пришлось умолять тебя сделать то изменение. А как же твои правила не вмешиваться, а? Что, они могут меняться, если тебе это удобно?

— Я хотел защитить тебя.

— Ты не сможешь защитить меня. Во всяком случае, не все время.

— В этом-то все и дело. Я могу. И буду это делать. Даже если для этого мне придется солгать.

Не могу смотреть на него. Вместо этого наблюдаю за маленькими волнами – как они накатывают на камни и снова отступают.

— Я не хочу, чтобы ты защищал меня, Беннетт, не таким способом. Если ты особенный, это еще не дает тебе права выбирать, что я должна чувствовать, переживать. Не тебе решать, что я знаю, а чего нет. Что я должна испытать, а что нет. Не должно быть такого.

— Послушай, Анна. Да, я изменил то, что произошло в тот вечер, но тогда все было по-другому. Я просто старался дистанцироваться от всех как можно дальше. Я не хотел, чтобы так случилось.

Неодобрительно смотрю на него.

— Теперь я это понимаю, — поясняет он. Какое-то время мы сидим в тишине.

— Это был единственный раз, — наконец произносит он, — и такое больше никогда не повторится.

Беннетт смотрит мне прямо в глаза, и я вижу, что он действительно так думает, я вижу, что он очень хочет, чтобы эта ссора закончилась, но не уверена до конца, что он понял, насколько сильно ранил меня.

— Помнишь, ты как-то попросил меня сделать выбор: остаться с тобой или нет? — спрашиваю я. — Ты тогда рассказал мне все свои секреты и позволил решать – чего хочу я.

Беннетт переводит взгляд на воду и кивает.

— Для меня это значило очень много – то, что ты оставил мне право выбирать. Именно поэтому мне сейчас сложно понять, как ты смог сделать выбор за меня.

— Я допустил ошибку.

— И…, — снова начинаю я, но слова застревают у меня в горле. — Из-за этого мы потеряли три недели. Мы могли бы быть вместе на три недели дольше.

Он вздыхает, но по его лицу я вижу, что для него все встало на свои места, он понял, что забрал что-то важное не только у меня, а у нас. И когда он снова повторяет свое извинение, я слышу раскаяние в его голосе, поэтому, когда он обнимает и крепко прижимает меня к себе, я чувствую, что начинаю оттаивать.

— Это больше не повторится.

— Знаю, — печально отвечаю я и киваю, потом отодвигаюсь от него, чтобы он смог увидеть мои глаза, когда я скажу ему то, что собираюсь.

— Послушай, Беннетт. Думаю, я смогу как-то смириться с тем фактом, что ты можешь менять события моей жизни, как бы дико это ни звучало. — Прежде чем продолжить, я улыбаюсь ему, впервые так искренне с того момента, как узнала, что он сделал. — Но это моя жизнь. И я единственный человек, который может решать, что в ней произойдет дальше.

Протягиваю ему руку. — Договорились?

— Договорились, — отвечает он и пожимает ее.

— Так ты покажешь мне этот городок, или как?

◄►◄►◄►

Вернацца оказалась именно такой, как ее и описывал Беннетт. Мы выходим из гавани и направляемся к центральной части города, проходя по узким улочкам, вымощенным брусчаткой, с рядами маленьких магазинчиков, пока еще закрытых. Беннетт подходит к двери, над полосатым навесом которой висит флаг Италии, и открывает ее передо мной, я вхожу. Звонок над дверью звучит так знакомо, что в какой-то момент мне кажется, что я вхожу в наш книжный магазин. Но как только чувствую запах хлеба, сахара и тепла, понимаю, что это не так – мы в пекарне.

Женщина за прилавком что-то переставляет, выкладывает горы булочек на блюдо за стеклом, как только мы входим, она поднимает на нас глаза.

— Buon giorno.

— Buon giorno, — отвечает Беннетт, — Cappuccini, per favore. — И он показывает два пальца, женщина занимает место за кофемашиной.

Мне на глаза попадается подставка с открытками, подхожу, чтобы рассмотреть, кручу ее, наблюдая, как разноцветные фотографии Вернаццы и близлежащих городов проплывают мимо меня. Чувствую, что Беннетт наблюдает за мной. Оборачиваюсь в тот момент, когда Беннетт указывает на стеклянный кувшин на прилавке. Женщина достает два покрытых шоколадом бисквита и выкладывает их на ярко-голубые тарелки. Беннетт указывает ей на меня, я стою под надписью «6/£1,000», которую, скорее всего, она же и сделала.

— Не могли бы вы посчитать еще шесть открыток, пожалуйста?

— Шесть тысяч лир, милый, — отвечает она.

— Можно одолжить? — слышу я вопрос Беннетта, но не вижу, о чем он говорит. Он водрузил тарелки с бисквитами поверх кофейных чашек, и теперь, пытаясь не уронить всю конструкцию, бедром открывает дверь, оставляя меня внутри.

— Выбери пока шесть открыток, которые тебе понравятся, и встретимся за столиком снаружи.

Снова дребезжит дверной звонок, и дверь за ним закрывается.

Подхожу к столику, Беннетт сидит под одним из ярко-желтых зонтиков и, облокотившись на спинку стула, попивает кофе. Сажусь на стул рядом, он показывает на открытки.

— Ну и что ты выбрала?

Раскладываю их на столе.

— Выбери одну.

— Любую?

— Любую, — отвечает он. — Выбери и дай ее мне.

Я выбираю открытку с изображением гавани и разноцветных рыбацких лодочек – первое, что я увидела, когда мы прибыли сюда – и протягиваю ее Беннетту. Он достает из-под ободка одной из голубых тарелок две ручки и отдает одну мне.