Я украдкой поглядываю на него, но бегать не прекращаю, делаю вид, будто меня не волнует его вторжение в мое святилище. Похоже, он студент Северо-Западного, возможно первокурсник, у него большая копна темных густых волос и приятные черты лица. Вряд ли он представляет угрозу, а если бы и представлял, я смогу за себя постоять.
А вдруг не смогу?
В голове сразу всплывают уроки самообороны, на которые меня отправил отец, когда я начала бегать рано утром. Коленом в пах. Удар ладонью в нос. Но прежде всего, нужно постараться избежать столкновения, например, просто показать нападавшему, что его присутствие обнаружено. Это звучит намного проще.
И вот я уже на повороте, слегка киваю ему и пристально смотрю, скорее всего, мой взгляд выражает некую смесь страха и упорства, словно я бросаю ему вызов, но в то же время и боюсь, что он его примет. Я пробегаю мимо, пристально глядя на него, и вижу, как он меняется в лице. Улыбка исчезает, теперь он выглядит грустным и подавленным, будто я только что все-таки применила навыки самообороны и ударила его в живот.
Я пробегаю круг и снова начинаю приближаться к нему, поднимаю глаза и смотрю на него. Он неуверенно улыбается мне, его улыбка такая теплая, словно он знает меня. И такая искренняя, что его тоже хочется узнать поближе. Ничего не могу с этим поделать. И улыбаюсь в ответ.
Я добегаю до следующего поворота, но не перестаю улыбаться, даже не успев об этом подумать, я оборачиваюсь, чтобы снова посмотреть на него.
Но его нет.
Я резко разворачиваюсь и продолжаю осматривать трек, ищу его, подбегаю к трибунам. На нижней ступеньке я на секунду застываю в нерешительности – а точно ли он там был, но потом все-таки собираюсь с духом и поднимаюсь.
Его здесь нет, но он точно здесь был. Доказательства этому прямо передо мной: там, где он сидел, примят снег, а на лавочке ниже остались два следа, именно там, где стояли его ноги.
И тут вдруг я замечаю еще кое-что.
Вокруг на снегу хорошо видны мои отпечатки, но его следов, ведущих к скамье и от нее, я не вижу - нет ничего, кроме толстого слоя нетронутого снега.
Я вбегаю в дом и поднимаюсь наверх, перепрыгивая через ступеньки. Включаю душ и стягиваю с себя одежду, насквозь пропитанную потом. В ожидании пока комната наполнится паром, выпиваю стакан воды. Мое отражение в зеркале аптечки становится нечетким, пропадает в облаке плотного пара, и когда оно исчезает совсем, я провожу ладонью по стеклу, оставляя мокрую, нечеткую полоску на зеркале. Я внимательно рассматриваю свое лицо. Вроде на сумасшедшую не похожа.
Торчу в душе и все размышляю, был ли он настоящим, можно ли о нем рассказать кому-нибудь, и сколько еще я буду продолжать разговаривать сама с собой, это же не нормально. Пока собираюсь в школу, его лицо постоянно всплывает в моей памяти, делаю все возможное, чтобы выкинуть его из головы, пытаюсь убедить себя, что я просто выдумала его. Но все заканчивается тем, что даю себе клятву – ноги моей не будет на этом треке всю оставшуюся неделю. Я знаю, что видела его. И никуда от этого не деться.
Обуваюсь и все так же стараюсь не думать об этом, еще раз оглядываю себя в зеркало. Запускаю руки в волосы, сжимаю свои кудри и встряхиваю головой. Бесполезно.
Перекидываю рюкзак через плечо, и практически заставляю себя последовать привычному утреннему ритуалу. Я встаю перед картой, что висит на самой большой стене комнаты, закрываю глаза и тыкаю пальцем в карту. Каллао, Перу. Отлично. Надеюсь, что хотя бы там тепло.
Узнав, что я мечтаю о путешествиях, папа прошлым летом целый час тайком трудился в гараже, прикрепляя карту мира к пенопластовой пластине.
— На ней ты сможешь отмечать все места, где побываешь, — сказал он и протянул маленькую коробочку с красными кнопками. Я стояла, смотрела на нее – на этот разноцветный кусок бумаги с изображенными на нем горными хребтами и всеми оттенками синего, обозначающими глубину океана – и видела карту мира, но в то же время я знала – это не мой мир. Мой мир намного, намного меньше.
А когда папа вышел из комнаты, я начала прикреплять красные кнопки, одну за другой. В прошлом году мы с классом ездили в столицу штата. Итак, одну кнопку крепим к Спрингфилду. Однажды мы всей семьей ходили в поход по Баундари-Уотерс, так что я ставлю одну кнопку на северо-востоке Миннесоты. Четвертое июля мы провели в городе Гранд-Рапидс, Мичиган. Тетя живет на севере Индианы, куда мы ездим дважды в год. Ну вот, пожалуй, и все. Четыре кнопки.
Сперва я видела лишь жалкое скопление красных кнопок вокруг штата Иллинойс, но сейчас, глядя на карту, я понимаю, что имел ввиду мой отец. Карта словно звала меня узнать, что скрывается за каждым ее квадратным дюймом, звала увидеть все это своими глазами, сделать мой маленький мир больше, кнопка за кнопкой.
Бросаю последний взгляд на карту и устремляюсь вниз по лестнице, следуя за чудесным запахом, доносящимся из кухни. Еще даже не спустившись, я уже знаю, что сейчас отец наливает из кофейника две кружки – один черный кофе для себя, и второй, с молоком, для меня. Он протягивает мне кружку, и я хватаю ее.
— Доброе утро. Мама уже уехала?
— Она встала еще раньше тебя. У нее сегодня утренняя смена. — Я делаю глоток, папа смотрит на меня, а сам украдкой поглядывает в окно. — Где ты сегодня бегала? Все-таки на улице еще довольно темно. — Его голос кажется встревоженным.
— В кампусе. Как обычно. — Не стоит пока рассказывать ему о парне со стадиона. — Там еще и холодно. Первая миля далась особенно тяжело. — Я наполняю чашку мюслями с изюмом и плюхаюсь на стул возле стойки.